|
Повесть о счастье, Вере и последней надежде.(НЕОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ВАРИАНТ)
Часть Первая. Чудес не бывает, НО… «Алё, гараж!Ты спрашиваешь, почему я до сих пор не женился?»…Тринадцатая. , …«Прошёл год, и я почти уже забыл о Вере …» — неумолимо безжалостные строки складывались сами собой в уме: — «Повесть под кодовым названием Схимник по имени Алхимик была уже не только написана, но и отпечатана в трех машинописных экземплярах для поездки в столицу южную, когда я воспомнил о ней, о Вере …» А сейчас у него был один-единственный нерешённый вопрос: последние слова признательности и прощания он скажет Вере перед подъездом. Подниматься к ней в квартиру уже не имело никакого смысла. , во-первых, он скажет ей, что она произвела на него неизгладимое впечатление, что эти три дня с ней подарили ему такие впечатления, которые подобно зерну будут прорастать всю его последующую жизнь разного рода произведениях и поэмах в прозе, со стихами он не дружил… — Сам Господь послал тебя … Эти три дня вместе с тобой… – скажет он ей, обязательно скажет. — А причём тут Господь? — перебил его хрипатый…— Что ты там чушь сочиняешь? Под воздействием выразившегося по-московски внутреннего голоса немного он заколебался: — Кажется, здесь! — полувопросительно сказала Вера, но тем не менее встала и направилась к выходу из автобуса. Он посмотрел ей в спину и почувствовал мимолётное желание не выходить, а поехать дальше — куда глаза глядят, в общем, на деревню дедушке… Но эта мысль, возникнув — сразу же пропала без следа, поэтому стремглав ринулся за ней, створки дверей, повинуясь нажатой рукой водителя кнопки, чуть не прихлопнули его, но он каким-то чудом успел выскочить на тротуар. Зато не успел напоследок исправить свою джентльменскую обязанность: Вера вышла раньше его. Он догнал её, и они пошли от автобусной остановки вниз по улице. Сначала он был уверен, что они заехали к дому Веры с другой стороны. Но вдруг понял, что они приехали совсем не на Стартовую, где жила Вера, как он ожидал — какое символическое название, однако! Они приехали на совершенно другую улицу… Он с большим изумлением посмотрел вокруг себя, а потом на свою спутницу: она — что дура? Решила что ли всерьёз связать свою судьбу с ним… Ну и дела? Краска гнева начала заливать лицо! Вообще, что заставляет умных людей совершать дурацкие поступки? Эй, кто знает — отзовись!.. Вокруг была совершенно другая обстановка, и декорации другие — среди свежеотстроенных зеленоватых небоскрёбов стоял домишко такой небольшой, двухэтажный без балконов, с несколькими вывесками, наиболее массивная из которых была «Химистика», он поправил свои очки: нет, оказывается не хи=хи=мистика, а ХИМЧИСТКА. Но когда они подошли к двери, то рядом оказался подвальчик — с окном с разбитым стеклом — точнее треснутым … Мелочь, конечно, но всё-таки неприятно. «Ищите треснутых людей» — вспомнилось ему седьмое правило из советской научно-популярной книги «Тайное становится явным». — Давай ищи! Ищи, Тузик, ищи. — сказала Вера, улыбнувшись. — Чутьё есть? — Что? — пробормотал он недовольно. «Тебе надо, ты и — ищи! А я — не собака …» — проскрипел недовольно внутренний голос. Но он промолчал. — Загс, — услышал. — А я и не … — он не запомнил совершенно адреса, произнесённого завзагсом; но стал судорожно оглядываться по сторонам. Они не сразу нашли синюю ставшую за несколько часов такой знакомой вывеску. Казалось, она перекочевала чудесным образом оттуда, откуда они добирались полтора часа, но в действительности их делали единовременно и одинаково для всех отделений столичного Загса. Х* Х* Х* «Страна Дураков превращается в Страну Придурков»- запишет он в своём дневнике особыми стенографическими знаками, понятными только ему одному. Потом подумает, поставит вопросительный знак и пометит: — … — 1987 года. Х* Х* Х* А вспомнил: он отказывается жениться, но продолжает тайком приезжать в столицу, и узнавать про её жизнь. и как бы тенью сопровождать Веру — опять Гранатовый Браслет грозил вторгнуться в его жизнь! И никуда от него не денешься. Ну это же поэзия! Литература!! Кино индийское, наконец!!! В жизни, оно, кино это, конечно, мало что чёрно-белое, так оно всё почему-то по-другому. Х* Х* Х* По-другому: но тут по-другому не получалось. Тёмно-зелёная книжечка снова выпала из его рук, но опять упала не на пол, а на стол. Но это уже было не только неприятно, но и как-то смешно: ноги ещё ходят, а руки уже не держат. Полтергейст какой-то! И когда паспорт его хлопнулся перед этой заведующей, та вздрогнула и выразительно посмотрела на будущего жениха. Она хотела что-то сказать ему такое, но махнула рукой и сказала будущей невесте: — Девушка! Вас зовут Вера? — сказала она, заглянув в брошенный им паспорт. — Ну да! Это я! — чётко ответила девушка по имени Вера. Эта строгая тётка оказалась гораздо более официальной, чем в предыдущем загсе. Если та была в какой-то светло-зелёной блузке, то на этой был напялен строгий тёмно-синий брючный костюм, который дополняли большие почти квадратные очки. — Так вот Верочка, я хочу вас предупредить. Вы за кого выходите замуж? — спросила она поверх очков, самоубийственно зависших на кончике носа, и сама же ответила: — За приезжего?! Поверьте, Верочка, я не первый год бракосочетаю в этом кабинете, и у меня уже столько зарегистрировано нехороших случаев, когда вот так выходят замуж за каких-то приезжих, (она глубоко и трагически вздохнула) а потом через полгода делят жилплощадь! «Тётка правильно говорит! — подумал он даже с каким-то внутренним одобрением: — Но очки! Очки-то ведь сейчас упадут и разобьются, гады!» И самое главное он ощутил, что никакого не имеет желания спасать их от падения и разбиения насмерть стёклышков … — Поэтому я всех предупреждаю — а вы хорошо подумали, милая? Вы сколько, извиняюсь, месяцев знаете друг друга? Три-четыре, год? Вы знаете, что семья — это союз нерушимый навеки… Вера стояла молча, нахмурив лоб, её брови казалось сошлись на переносице… «Ну это вообще не ваше дело» — сказал Вера таким ледяным тоном, что назидательно-воспитательный фонтан моментально замёрз на полуслове, а сама заведующая минуты две тупо смотрела в стальные глаза девушки, ошеломлённая таким упорным стремлением к разделу жилплощади с приезжим, а может быть и личному несчастью. «Ну очень жаль, что вы не хотите меня слушать! Ну я вас предупредила!» — наконец, зло буркнула она и принялась заполнять какие-то бумажки, — бумажки, явно не относящиеся к тому заявлению, которое они положили перед ней. По каким-то еле заметным признакам она почувствовала у молодых какую-то отчуждённость друг от друга. Так получилось, что я в жизни имел много досуга разглядывать движущихся людей… Х* Х* Х* Из Неотправленных Писем Провинциала: «БУДЕТ ЛЮДЯМ СЧАСТЬЕ, СЧАСТЬЕ НА ВЕКА? Копия Большому Брату. ЗАПИСЬ ОТ 22.04.1987 Приближается знаменательная дата — в этом году Великой Октябрьской социалистической революции исполняется 70 лет. Это чертовски много — в нашей стране так долго большинство людей не живёт. И мне даже интересно становится, о чём же будет говорить Михаил Горбачёв с высокой трибуны в борьбе за мир во всём мире, потому что по гамбургскому счёту говорить собственно не о чём. Как обычно, я послушаю звонкое как пионерский горн начало, потом начну раздражаться, плюну, выключу телевизор и пойду займусь каким-то более полезным делом… Ведь хвастаться им абсолютно нечем. Разве только тем, что воплотили в жизнь старинную басню о том, что — а вы, друзья и подружки, как не садитесь, а в ФРГ и машины, и дороги всё равно лучше, чем у нас… С такими темпами вы не только за 70 лет, но и за 700 не построите свой коммунизм! Ни на Гулаге, ни на Госплане… А признаться, что обманули народ его светлым будущим, кишка тонка… Тонка кишка! Печальный результат наших медвежат. Запоздалое Прозрение и — .-.=.-.— презрение…» Х* Х* Х* — … — — … — — … — Вдруг заведующая посмотрела поверх очков на часы: до закрытия ЗАГСа оставалось ровно десять минут. — Боже мой! Уже без десяти пять. Ничего не получится. Всё! МЫ закрываемся, осталось мало времени — придите лучше завтра. Заодно хорошенько подумаете над моими … — Нетушки! Всё у вас получится! — сухо и деловито вспыхнула Вера, — Буду я десять раз отпрашиваться с работы! И я не понимаю, что вам мешает оформить сегодня? Это возмутительно … Там — вы не можете принять заявление, здесь — у вас время закончилось — это ещё что такое? Мы пришли вовремя, и то, что вы не успеваете что-то оформить — это ваши проблемы! Мы пришли до закрытия загса… — Ну-e-у! если вы так … — завзагсом недовольно дёрнулась, покачала неодобрительно головой, и вздохнув снова наклонилась над толстенным гроссбухом. — А вы у нас не в первый раз, — пробормотала завзагсом. Вера промолчала с каменным лицом. Пять минут, пять минут … «хорошо устроились?! — Распиш-ш-шитесь! — скорее это был не человеческий голос, а шипение очковой змеи или звук проткнутой велосипедной шины. Всё как-то получалось само собой, безо всяких усилий … «Удивительно! Но сегодня мы попали . . . Мы попали в самый последний момент в последний вагон уходящего поезда» — подумал он совершенно не веря, что заявление действительно подано, принято, отштамповано, запротоколированно. Они вышли на улицу, растерянные и смущенные, — дверной замок громко и поспешно захлопнулся за ними, как засов тюрьмы за арестантами. Он посмотрел себе под ноги, и у него сами собой сорвались с языка странные, как ему тогда показалось, подсказанные внутренним голосом, но оказавшиеся (пророческими) — ,. — слова на свете: — Если мы с тобой поженимся, то у нас будет самая дружная семья на свете! — и не узнал своего голоса: какое совершенно непонятное, доселе неведомое чувство нахлынуло на него, и как волна откатила обратно. Как будто кто-то воспользовался его голосом … — Это ты, брат, погорячился! — сразу прохрипел внутренний голос. — Зато как поэтично! — следом пропел Тихий восстанавливая гармонию в заметавшейся было душе. Вера промолчала. Будто не услышала. После конфликтной вспышки она как-то ушла в саму себя… Тихий ангел пролетел. Молчание — знак согласия? Он искоса взглянул на неё: он не знал да и в принципе не хотел знать, что у неё творилось на душе, но судя по всему — по её пасмурному виду — ничего хорошего. Да, действительно, глуповатые какие-то слова, совершенно не вовремя сказанные… Лучше бы он их и не говорил вообще. («С высоты многих дурацки, но счастливо прожитых лет очевидно, что здесь явно вмешивалась какая-то сила, которая была сильнее нас настолько, что мы не только не могли, но и — сами не хотели ей активно сопротивляться … Наверное, паралич воли, импотенция разума, — наиболее достоверные приметы вторжения неведомой силы, но кто в силах противостоять силе неведомого? Я думаю, что никто … Я уверен, что никому не дано. Я скажу даже больше: не будет никогда дано. Никому.»- записал он через много лет и услышал свой внутренний голос: «Ну вы — фаталист!») … Им работать неохота — буду я разъезжать по загсам — девушка была не только с изюминкой, по выражению Старшего Брата, но еще и с характером, о котором Старший Брат скорее всего и не подозревал. — Делать что ли мне больше нечего! « После этого монолога Вера молча по-хозяйски взяла из его рук голубую картонку с намалёванной на ней картинкой: двумя переплетающимися кольцами, которую ему неприязненно сунула завзагсом, и вложила её в свою светлую сумочку. Потом как-то приостановилась, замялась: — Тебе нужно свидетельство? — Какое свидетельство? — не понял он. Она снова вытащила эту злополучную картонку с картинкой и показала ему: — Нужно? — А зачем оно мне? Н-нет! — Вообще-то нет, — сбитый с толку. По ленинградскому опыту он знал, что реальной волшебной палочкой в столицах: как Северной так и Южной, — обладает штампик постоянной прописки в паспорте, а не какое-то там свидетельство. Будь у тебя хоть десять свидетельств твоей неординарности, без ординарного штампика в дубликате бесценного груза тебя будут держать за человека второго сорта. — Хорошо. — Сумочка захлопнулась. «Хорошо» — какое это чарующее слово, если бы вы только знали… Как много в нём заключено! О как он был счастлив услышать его, Хорошо! — и я снова молод, хорошо! — снова счастье переполняет меня… С тех пор оно станет для него красной нитью с её уверенностью: всё будет хорошо! Неужели всё будет хорошо? — Хорошо, — с той тихой интонацией вздоха, скорее не услышанного в телефонной трубке, а угаданного сверхъявственным образом… Он провожал её на автобусе. От железнодорожной станции они прошлись пешком. Вера практически всю дорогу молчала и на его попытки поговорить о погоде отвечала невпопад… Х* Х* Х* …. Нет, это не безобразная правда, а красивая ложь; в действительности, жизнь гораздо более неожиданная и разнообразна, чем это кажется входящему в неё подрастающему поколению; я пью из маленького стакана, но я пью из своего — и то что, одним кажется верхом остроумие, для других образчик ослоумия, огромное количество нюансов и оттенков, несводимых ни к какому структуралистическому (тем более постструктуралистическому!) инварианту. А самое главное, она продолжается, эта грёбаная жизнь … Со страшной силой продолжается … — Ну как у тебя с ним? — поинтересовалась Фотинья. Обе девушки прекрасно понимали, о ком идёт речь. — Никак! Я его отговаривала покупать костюм, но он купил … — Ничего страшного, — мудро заметила Фотинья. — Ему это всё пригодится: у них в Джи* там вообще ничего нет. — Звонил Аркадий Романович: он пробивает для меня место в чехословацком госпитале на следующий год … Это уже точно. — перевела тему разговора Вера. Х* Х* Х* Большая Медицинская Энциклопедия! Вот это да! Это же надо?… И где — — … — — … — Опытным взглядом Библиомана, Библиофила и Библеиста, он прошелся — если мне не изменяет память! — по тёмно-зелёным корешкам, без труда определив, что первая рука, которая к ним коснётся — это будет его; его и только лишь его. В тот весьма памятный для него день Старший Брат появился даже позже его; помимо основной работы он халтурил на танцах с оркестром для тех, кому за 30. Хрипатым гласом Пьяного Пушкина он напевал: — Прочь вливания извне! Привыкай к голубизне!.. Привыкайте люди к обсераниям … Любуясь собой в зеркало, висевшее на стенке в прихожей, он повторил нараспев торжественно-похоронным баритоном: . — — Прочь вливания извне! Привыкай к голубизне … — Ты про что это? — не удержалась Фотинья, выглянув из кухни. Старший Брат заблымал очима. Он сделал в зеркало некую гримасу и значительно изменил фиоретуру, снизив в своей октаве голос на два пункта: — Про голубей, мать! Мне всегда кажется, что мы с тобой как голуби, — голубь и голубка … Два голубка, а! — он пасхально заулыбался. — Мила-аа-ая! — протянул он нежно посапывая носом И пошёл обутый на кухню. Послышались шлепки, потом звуки умиротворяющих поцелуев … Потом были какие-то нежные приглушённые шёпоты, не хватало только соловьиной трели: вместо неё как всегда донеслось отдалённое воронье карканье с улицы. Вернувшись в прихожую, Старший Брат с трудом опустился на табуретку, которая под его весом жалобно скрипнула. Отложив в сторону 34-ый том Большой Медицинской энциклопедии, он тоже вышел к приходу родственника с «Веранды» — Братан, салют! Салют, братан! Могу поздравить? — лицо Старшего Брата расплылось в широоченной улыбке. Родственник действительно, был рад. Наш герой понял, что Фотинья уже сказала ему о сегодняшнем визите в ЗАГС — Да, ты знаешь … — как-то замялся он — Да! Знаю! — Старший Брат махнул пригласительно рукой наклониться и когда Бледнолицый Брат подошёл: = Хватит скромничать! — потряс его брат за оба плеча и от души обнял того, отчего тот, хилый и худосочный, чуть не задохнулся; крепок перегар, однако!. — Я бы никогда не подумал такое про тебя: какой выстрел! Какой выстрел!! Это же надо: с первого раза — прямо в яблочко! И когда свадьба, скромняга? — Через два месяца … Тише ты меня задушишь! … как по закону положено. — О-о-о, ну теперь держись, братан! Он покраснел и забормотал в том роде, что заявление ещё ничего не значит — пустая бумажка! И всё может в любую минуту расстроиться и перемениться в сугубо противоположную сторону. — Да ла-аа-адно! Знай наших! Ты не смотри что мы тихие! Мы своего не упустим! У нас мёртвая хватка! Старший Брат был как-то странно и чересчур уверен, что свадьба состоится непременно, и даже как-то непонятно самоуверен… Это нервировало нашего героя. — Ну это от меня мало зависело — А от кого позвольте спросить? Это она тебе на шею нет — что ли? — повесилась? — Нет, это я предложил. — Да? Так и сказал? — Да. Я сказал: «Ну, что — пора в загс» Старший Брат хлопнул себя по ляжкам, весело и довольно рассмеялся. «Такие сранные слова, — дурашливо запел он, — а как кружит сковорода!» Его Бледнолицый Брат так и не понял, что здесь может быть смешного … Бум! Буц! Шляпс! «Не потеряй…» шепнул нашему герою на ушко внутренний мелодичный голос, но он не понял, а времени для беседы с призраками не было, потому что отсмеявшись, Старший Брат посмотрел на него свысока и сказал весьма философским и пророческим тоном: — Ну теперь у вас начнётся такая рубка — и было совершенно непонятно: радовался ли он этому, или наоборот сожалевал и сочувствовал — Но ты должен знать! — он поднял указательный палец вверх. — у тебя всегда есть запасной аэродром, на котором ты можешь приземлиться … У тебя есть Старший Брат, который подставит своё плечо … — и он оглянулся через плечо. Там никого не было. Он пожал плечами — И совсем не то, что ты думаешь! — как глухарь продолжал токовать Старший Брат, = не твой вонючий и занюханый как его — ты должен знать, что брат всегда поможет брату. Мне самому в столице досталось — во! — и он провёл себя ребром ладони по кадыку — Ты должен знать, что ты всегда в любое время дня и ночи можешь ко мне привалить — ко мне, и будешь как дома … Мы тебе поможем: не таких объезжали! Взнуздаем, укоротим … Подыскаешь себе работу … Старший Брат охотно делился своим единственно правильным, как он считал, пониманием семейной жизни — Ты ни уступай ни капли! — Вот настолько уступишь — он сжал подушечками большой и указательные пальцы — всё пропал! Зажмёт тебя под ноготь, сука, будешь всю жизнь по струнке ходить: сделай то, сделай это — и всё будет: надо, надо, надо/… И всё будет: мало, мало, мало … Ну что ты смотришь на меня как Ленин на буржуазию? Что я не прав? Кстати, слушай, тут мне анедот рассказали про молодожёнов, почти как про вас. Ну, значит, такой анекдот: Петька женился на Верке, и отправились они в свадебное путешествие в Париж. — … — — … — — … — — … — — … — — … — — … — — … — \ — … — — … — — … — — … — — … — — … — — … — — … — \ … В Тихом Омуте черти водятся. Он родился на полустанке Тихий Омут и рос под петушиные крики и время от времени, но каждый день собачий лай из конца в конец. Строго по расписанию в эту идиллическую симфонию вплетались гудки поездов, шнырявших сквозь сельцо. Там бы и прожил всю свою жизнь, если бы население полустанка хоть мало-мальски дружественно относилось к нему. Пусть не к нему, пусть хотя бы к его родителям … Здесь в столице вместо собачьего лая царил вороний грай. Рано поутру какая-то ворона как трубач зорю издавала еще сонное карканье. В предутренней тишине предсмертный хрип был подобен пушечному выстрелу. Оно казалось случайным и казалось, что тишина продолжится — не тут-то было! Минут через пять раздавалось второе, а затем и волнами шло по нарастающей, пока не превращалось в сплошной концерт! Х* Х* Х* Станет ли он действительно великим? Сможет ли он осилить и претворить все свои решения в жизнь — всё разнообразие задуманного? Если суждено стать Великим, то он станет им, а если не суждено, то — кто он такой, чтобы перебороть судьбу, взрастить в себе талант, которого нет, приделать себе ум, будучи глупым от рождения? Пойти наперекор течению, непрестанно доказывая себе и обществу то, что ты гений?! Да нет, не будет он никому ничего доказывать! — Сынок, лучше ты напиши про подвиг! Про положительного героя! — в сердцах воскликнула мать. — И тебя напечатают!! — Мам, знаешь, какая разница между мной и тобой? Ты только говоришь, а я пишу!.. Пишу молча, и никому не показываю… — …Ум что талант: либо он есть, либо его нет — третьего не дано! — со всем пылом и жаром юности, свойственными хмурому утру жизни максимализмом заявил он тогда. Х* Х* Х* …Вера посмотрела на него странным и слегка сонным взглядом и спросила: — А кто ты такой? Я тебя не знаю! … (Читать далее — «… и жизнь, и смерть, и скорбь пророка! ?13 ) |